— Ценнейшая вещь, — уважительно сообщил владыка, — у нас таких не делают. За две меры золота выменял.
— У кого?
— Купец тут один с караваном проходил. Афонька Никитин. Дивный товар вез. Весь караван бы скупил, если б не Шахерезада… чтоб ей Аллах здоровьица побольше… — скрипнул зубами эмир. — И по голове! По голове!! Да с размаху!!!
— Зачем она тебе? — удивился Багдадский вор.
— Кто, Шахерезада?
— Да нет, лопата.
— А-а-а… не помню. Но зачем-то была нужна. Всю ночь за нее с Афонькой торговались. Моя взяла! — гордо сообщил эмир. — Славяне в торговых делах ничего не смыслят. К утру со ста мер до двух цену скинул. Да еще и надул в придачу, — радостно признался Шахрияр, — на второй мере лопату чуток наклонил…
— Зачем?
— Чтоб мера неполная была… О! Вспомнил! Это же мера! А моя дурища, — эмир опасливо оглянулся и понизил голос, — о каком-то склерозе твердит. Я никогда ничего не забываю! Все заначки от нее помню.
— А что ты ей меряешь?
— Как что? Золото. Смотри, как удобно!
Эмир схватился за черенок, вывернул сыпучий золотой пласт и откинул в сторону.
— Раз, и готово! А теперь вторая мера, — сообщил светлейший, вонзая лопату в искрящийся золотом холм, — раз, и…
Вместе с веером монет в воздух взметнулась литровая бутылка экстра-эликсира.
— Лови!!! — испуганно завопил эмир.
Перед носом светлейшего мелькнули лапти. Багдадский вор, как заправский вратарь, в красивом прыжке поймал пузырь у самой земли и покатился с ним по золотому склону.
— Вах, ты действительно святой! — умилился Шахрияр, окончательно поверив в Хызра. Эмир бухнулся на колени, воздел руки кверху и возблагодарил за милость Аллаха, пославшего ему на помощь такого расторопного эмиссара.
— Ну а за этот нектар сколько мер отвалил? — поинтересовался вор, рассматривая этикетку.
— У-у-У, лучше не спрашивай. Слушай, а как Аллах к этому… — эмир на мгновение запнулся, — …нектару относится?
— Аллах устами пророка своего Мухаммеда, — внушительно произнес «Хызр», — запретил правоверным пить вино. — Лицо эмира вытянулось. — А насчет этого, — выразительно потряс бутылкой авантюрист, — в Коране ничего не сказано!
Шахрияр засиял и принялся энергично подрывать золотой бархан.
— Никак еще заначка? — полюбопытствовал «святой».
— Угу, — хрюкнул эмир, выдергивая из груды приличный шматок сала. — Представляешь, у них там, на Руси, такие жирные барашки водятся. Под этот нектар идет… — Шахрияр умильно чмокнул губами, плюхнул шматок на золотой поднос, валявшийся неподалеку, выдернул из-за пояса саблю и начал шинковать «бяшку».
Багдадский вор тоже времени даром не терял. Золотых подносов вокруг валялось много, кубков тоже. Не прошло и минуты, как импровизированный стол был накрыт. Эмир поднял свой кубок и вопросительно посмотрел на «святого» в ожидании команды.
— Ну за Аллаха! — лаконично скомандовал вор.
Эмир не возражал.
Наливал «святой» чисто по-русски, по принципу «Ты чё, краев не видишь?», а потому первая доза прошла настолько душевно, что у эмира на глазах выступили слезы, а содержимое бутылки уменьшилось вдвое. Отдышались, закусили.
— Между первой и второй… — воодушевленно пропел Багдадский вор, хватаясь за бутылку.
— А тот купчишка-то с Руси, так же говорил, — удивился Шахрияр.
— Возлюбил их Аллах, — пояснил авантюрист, откидывая в сторону опустевшую емкость.
— Наверное, там одни святые живут, — согласился стремительно пьянеющий эмир, — жаль только, что христиане.
На этот раз он команды не ждал. «Святой» еще подносил хмельную чару ко рту, а кубок владыки Багдада был уже пуст.
— Уже все? — расстроился вор.
— Обижа-а-аешь. — Эмир на четвереньках пополз к соседнему бархану и начал копать. Багдадский вор подхватил лопату и пополз следом. Однако мера Никитина не пригодилась. Шахрияр уже полз обратно, толкая перед собой еще один сосуд. На этот раз четверть. Емкость была тяжелая, а потому разливали вдвоем.
— Направляй… струю направляй! — шипел эмир. — Видишь, благодать Аллаха на поднос льем.
— Слижем.
— Выпаривается быстро, зараза! Не успеем!
— Тогда чего мы ждем?
— А действительно?
Слизали. Закусили. И сошла на них благодать Аллаха. Теперь спешить было некуда, а потому настало время для беседы задушевной.
— Н-н-нет, ты мне ответь… ик!.. какие у Аллаха от меня секреты могут быть, Хызрочка?
— Пути Господни неисповедимы, — уклончиво бурчал «Хызрочка». Пять лет скитаний по Руси закалили его дух и тело, а потому организм «святого» более успешно боролся с «нектаром».
— Миссия… секретная, — продолжал обижаться Шахрияр. — Я, может, скоро сам стану миссией…
— Может, мессией? — полюбопытствовал Багдадский вор.
— Может, и мессией… вот ща еще разбулькаем…
Разбулькали.
— Детишек бы мне, — зарыдал эмир, осененный булькающей благодатью Аллаха. — Наследника хочу!
— Чего ж не делаешь? Такой гарем, любимая жена…
— Раньше, сам знаешь… ик!.. не успевали… обиделся я на них тогда очень… — хлюпал носом эмир. — А эта стерва в декрет не идет. Боится лишнюю ночь меня без сказки оставить. Думает, зарежу, дура! Предохраняется…
— Зачем тогда гарем держишь?
— Впрок. Тысяча первая ночь уже не за горами. Да и положено нам, понимаешь… для престижу.
— Далась тебе эта тысяча первая! Почему раньше нельзя?
— Слово дал, — грустно признался эмир, — пока сказки у нее не кончатся, я в гарем ни ногой… а вдруг завтра кирпич на голову?