— Я не против, — неуверенно протянула царица, — да что-то страшновато мужиков без присмотра оставлять.
— Да ладно тебе. Пусть друг перед другом своими подвигами похвастаются. Они в этом вопросе похлеще нас будут. А без присмотра мы их и там не оставим.
— Ну пошли, — уступила Премудрая.
Присматривать с кухни было затруднительно. Марьюшка поленилась наколдовывать что-нибудь серьезное, ограничившись стандартным репродуктором, который честно передавал все, что творилось в тронном зале, временно превращенном в пиршественный. Из него лился звон бокалов, нестройный гул веселых пьяных голосов, среди которых особо выделялись два грустных и очень трезвых.
— Сэнсэя, скажи свой недостойный ученик. Почему грустный?
— Сэнсэя прохой стар. О Харя-Киря думать начар.
— Кто обидер, сэнсэя?
— Никто не обидер. Борею, аднако. Третья бутырка пью — не берет!!! Гнуться совсем перестар, аднака. Харя-Киря не порусяиса. Ревматизма, наверна.
— Братва! — прогудел репродуктор голосом царя-батюшки. — Расскажите хоть, что там на самом деле было, пока рядом баб нет.
— Ой, что сейчас начнется… — протянула Искусница.
И тут началось. Рассказывали дружно, взахлеб, перебивая друг друга, причем каждый свою версию. Версии после третьего круга рассказа, в течение которых была выпита не одна бутылка экстра-эликсира за победу, становились все красочнее и кровопролитнее.
— Ну надо же! — расстраивался Иван. — Всю баталию проспал!
— А позвольте полюбопытствовать, — проблеял чей-то гнусавый голосок, в котором сестры сразу опознали голос Жана де Рябье, — почему вы ваших мадмуазель не привлекли к этой эпической битве? У них все-таки магия! Я бы на вашем месте…
— Ну надо же, — удивилась Василиса, — первый раз в жизни что-то умное изрек.
Ответ Тридевятого синдиката ее глубоко разочаровал.
— Бабе на войне делать нечего! — рявкнул Иван.
Раздался глухой удар. Жалобно звякнуло стекло.
— Это по чему он? — заволновалась Жасмин.
— Судя по тому, как осыпалось, — не по столу, — успокоила Марьюшка. — Похоже, мой бывший воздыхатель покинул пир через окно.
— Да, — согласилась Василиса, — не балует Иванушка лаской нашего русского француза.
— Вах! Как правильно сказал! — раздался из репродуктора голос Ад-Димирияту. — Женщина должна знать свое место!
— Ну, папа, — зашипела Жасмин, — погоди…
— Я! Я! Яволь! — заволновался репродуктор голосом немецкого посла. — Фрау должен знать драй вещь: кирхе, кюхе, киндер, что в переводе на ваш варварский язык есть — церков, кухня, дети…
Раздался еще один удар.
— Это тебе за варваров и за сорок первый…
— Ой, это же мой Олежка, — испугалась Жасмин.
— Ну вот… что-нибудь из основ семейной жизни ты усвоила? — спросила Марьюшка.
Жасмин отрицательно затрясла головой.
— Мужику надо дать иногда почувствовать себя хозяином, — пояснила Василиса, — чтобы вить потом из него веревки. Кстати, девочки, нас ведь теперь трое. Предлагаю создать союз трех и положить конец этому пьяному беспределу в нашем государстве.
— Так мы-то, — заволновалась Жасмин, — будем в другом…
— Если дружно возьмемся — во всем мире порядок наведем, — успокоила Марьюшка. — За мир надо бороться. Ну что, начнем?
— Начнем!!!
Подруги вооружились сковородками и двинулись обратно в тронный зал бороться за мир во всем мире.
Чачван — черная густая сетка из конского волоса, прикрывающая лицо. — Здесь и далее примеч. авт.
Мельонир — боевой молот скандинавского бога Тора.
Гули — особо неудачный гибрид джинна и человека, паразитирующий на путниках. Отличаются красотой и несообразительностью. Имеют очень нехорошую привычку заманивать и съедать правоверных и гяуров, сдуру раскатавших на них губы.
Авторы заранее извиняются за идиоматические выражения, извергаемые героями этой главы, случайно оказавшимися не там, где надо, да еще и не в то время, и, щадя нежный слух читателей, дабы лишний раз их не шокировать, решили заменить все эти идиомы мелодичным тональным сигналом «пи-и-и…».